Вадим Николаев
ЗАХАР
Наташе
Трусы и негодяи!
Есть у меня права –
все описать подробно,
все заключить в слова.
Всех затворил словами
крепче замков и пут.
Вот они на бумаге,
вот они, тут как тут.
Юрий Кузнецов, «Возмездие».
Крепостной крестьянин Захар был всей душой предан своему барину Луке Андреевичу, умнейшему, образованнейшему человеку. Лука Андреевич происходил из древнего византийского рода; его давний предок прибыл на Русь в пятнадцатом веке вместе с Софьей Палеолог. Поэтому помещик носил редкую греческую фамилию – Тезаурус. Это означало «сокровище», и действительно – барин стал сокровищем для Захара.
Был у Луки Андреевича брат Гавриил Андреевич, и братьев Тезаурусов ценили в Тульской губернии.
Однажды в усадьбу приехал мастер Данила лет двадцати пяти, человек вольный, и довольно долго говорил с хозяином. Как выяснилось, мастер предлагал украсить село разными новшествами. Лука Андреевич согласился на это, и Данила принялся за работу. По договору ему пока ничего не платили, а лишь давали еду, питье и жилье.
Данила охотно разговаривал с местными крестьянами, но вообще предпочитал держаться немного в стороне. Видели, что он с интересом смотрел на картины Андрея Гаврииловича, племянника помещика, которые начинающий художник подарил своему дяде. Картины эти висели в доме Луки Андреевича, однако Данила часто заходил туда, обсуждая с хозяином свои планы.
Мастер уже сделал немало и должен был сделать еще больше, но тут барин решил далеко уже не первый раз выступить перед крепостными. Поводом для выступления было 25-летие Отечественной (как ее только что стали называть) войны 1812 года.
Присутствовал на выступлении и Данила – никто, включая Захара, не мог предвидеть, что в итоге случится.
- Помянем для начала погибших воинов, - проговорил Лука Андреевич. – Недавно, как вы, конечно, знаете, память о них пытались осквернить, но ничем хорошим это не кончилось.
Захар слышал, как Данила саркастически хмыкнул, а потом сказал сидящему рядом:
- Никто не собирался осквернять их память, просто задели государя императора. Такое ничем хорошим кончиться и не может.
Однако Данила встал, как и другие, поминая погибших.
- Наполеон был, конечно, великим полководцем, он произвел переворот в военном искусстве, - продолжал Лука Андреевич. – Но он уступал Суворову и Кутузову, обладавших еще большим талантом.
Тут Данила снова встал и обратился к выступавшему:
- Извините, Лука Андреевич, это все-таки не научный доклад, который нельзя прерывать. А я не являюсь ни вашим, ни чьим-то еще крепостным. Позвольте спросить вас, как Наполеон мог уступать Суворову, с которым он ни разу не сражался.
- Да, - признал Лука Андреевич, - когда Суворов совершал свой итальянский поход, Наполеон проводил неудачный поход в Египте. Из Египта он, как известно, позорно бежал.
- Вовсе нет, - возразил Данила. – Наполеон, оставив в Египте своих лучших генералов во главе с Клебером, отправился во Францию, чтобы сказать: вот чего вы добились без меня, освободившего Италию. Поскольку Суворов, решивший, как Ганнибал, перейти через Альпы, угробил там значительную часть войска (что потом, конечно, свалили на союзников-австрийцев), и итальянский поход его бесславно закончился, ситуация изменилась. Но Наполеон захватил власть во Франции, и всего лишь за полгода привел разворованную, еще не прекратившую гражданскую войну в Вандее страну в порядок, ведь уже летом надо было обороняться.
- Вы хотите сказать, что Наполеон оборонялся? – засмеялся Лука Андреевич. – Наполеон, напавший на Россию?
- На Францию, - заметил Данила, - напали тогда, когда молодого офицера Наполеона Бонапарта знал только узкий круг его родных и близких. К напавшим вскоре присоединилась и Россия. И, если страна, на которую напали, переходит в наступление и побеждает, кто может ее за это карать?
- Тильзитский мир был подписан! – воскликнул взволновавшийся Лука Андреевич.
- Но он не соблюдался. Император Александр Павлович, в отличие от своего отца Павла Петровича, так и не понял, что союз с Францией выгоден для нас. Необходимость подписания нового мира, а также возможное нападение наших войск, и вынудили Наполеона действовать так, как он действовал.
- Нападение наших войск? Ладно, поговорим о Кутузове. – Лука Андреевич потер руки. – Вы же не будете отрицать, что Кутузов победил Наполеона?
- Под Бородиным? – улыбаясь, вопросом ответил Данила.
- В том числе и под Бородиным.
- Не спорю, что это сражение было для Наполеона гораздо сложнее, чем битва под Аустерлицем. Только сражение, после которого сдают город (причем такой, как Москва!), считается проигранным.
- А Тарутинский марш-маневр?
- Вы называете это марш-маневром? Кутузов перевел армию на Калужскую дорогу после того, как Наполеон оставил Москву. Интересно другое. Перед этим Кутузов отвел войска на юг, якобы защищая богатые земли. Однако Наполеону, который вовсе не собирался завоевать Россию, не нужны были эти земли. Зато Кутузов открыл ему дорогу на Петербург, где началась паника (причем при самом дворе!).
- А Малоярославец? – не унимался Лука Андреевич.
- Наполеон покидал Россию не благодаря усилию Кутузова (как вы, вероятно, считаете), а по собственному решению, - сказал Данила. – Причиной во многом было положение во Франции, то, что во время неудавшегося мятежа никто не отстаивал права его маленького сына. Наполеон должен был удержать город, в котором находилась его армия, и он удержал этот город, снова победив Кутузова.
- А битва при Березине?
- Вы имеете в виду переправу через Березину? Ту, которую до сих пор изучают в военных академиях? Действительно, переправиться через реку, будучи окруженным с трех сторон, может только гений. Но и гений не смог бы переправиться, будучи окружен с четырех сторон. Вот только Кутузов, располагавший как главнокомандующий бо’льшей частью войска, встал, простите, столбом, сзади, на приличном расстоянии от Наполеона.
- Неужели вы полагаете, что Кутузов был французским шпионом? – поразился Лука Андреевич.
- Я не говорил этого. Но мне известно, что, когда дочь Кутузова отправила письмо о своем плохом денежном состоянии, получивший это письмо Аракчеев отметил на нем, что оно не заслуживает рассмотрения. Да, Аракчеев, конечно, солдафон, я прекрасно знаю о военных поселениях, только ведь такой человек должен был высоко ценить великого полководца Кутузова. – Последние слова Данила произносил с явной насмешкой.
- Армия Наполеона погибла!
- Она не могла погибнуть хотя бы потому, что находилась не в одной России, но и в Испании. Я не спорю, что потерь было много, однако и с нашей стороны не меньше или ненамного меньше. В том числе из-за того, что офицеры-дворяне говорили по-французски, и крестьяне принимали их за французов.
Это явно развеселило слушающих; вокруг раздавался негромкий смех.
- Вы не оценили партизанское движение! – возопил Лука Андреевич.
- Набеги отрядов Дениса Давыдова? Настоящее партизанское движение было опять-таки в Испании. В благодарность за то, что Наполеон уничтожил там инквизицию, снова восстановленную теперь. Не удивительно – ведь подавляющее большинство испанцев не попадало в руки инквизиции.
- Ваша симпатия к Наполеону давно понятна. Но кто же, по-вашему, выиграл войну 1812 года?
- Я охотно скажу вам, кто, - ответил Данила. – Ее выиграл генерал-губернатор Москвы граф Ростопчин, который приказал поджечь первопрестольную. Наполеон сам отметил в мемуарах, продиктованных его секретарю на острове Святой Елены, что, если бы не этот пожар, он спокойно провел бы зиму в Москве, а весной или заключил бы мир, или пошел бы на Петербург.
- Вы читали эти мемуары? Они не переводились на русский.
- Да, читал. Я владею французским, английским и немецким.
Выступление Луки Андреевича Тезауруса по поводу 25-летия Отечественной войны было безнадежно испорчено, и он решил говорить о том, о чем говорил на выступлениях всегда, - о литературе. Он не знал, как не любят эту тему (за очень небольшими исключениями) его крепостные, только что с интересом слушавшие спор о войне с Наполеоном. Практически все они были неграмотны.
- Рабы Божьи и мои, - начал Лука Андреевич, - я часто говорил вам о гениальном Вильяме Шекспире. Но я никогда не рассказывал о его детстве. Шекспир, уроженец английского города Стратфорда, был сыном перчаточника, кожевенника. Его отец вначале был достаточно богат и обеспечил образование сына. Шекспир учился в грамматической школе; он читал и писал не только по-английски, а и на латыни. В тринадцать лет, из-за того, что ухудшились дела отца, Шекспир оставил школу…
Крестьянам понравилось, что барин говорит о жизни, о детстве и школе. К тому же, они ожидали, что Данила снова начнет спорить. И они не ошиблись.
- Списки учеников не сохранились, - напомнил Данила, - поэтому нельзя говорить, в каком именно возрасте Шекспир оставил школу. Можно лишь предполагать, что в школу он поступил. Туда ведь поступали в семь лет, а в 1571 году Джон Шекспир не только преуспевал как ремесленник, но и участвовал в городском самоуправлении. Потом его дела действительно ухудшились. Однако почему вы говорите про тринадцать лет? Вы имеете в виду 1577 год?
Захар уже просто сжимал кулаки. Карельский мальчик, купленный Лукой Андреевичем у другого помещика, полюбился новому барину. Тот не только обучил его грамоте; Захар стал хорошо разбираться в литературе, особенно ценя творчество Шекспира и Пушкина. Недавнюю гибель Пушкина на дуэли они оплакивали вдвоем, дополнив скорбь французскими винами.
Лука Андреевич тоже был взбешен, но старался сдерживать себя.
- Да, я говорю о 1577 годе, - ответил он Даниле.
- Странно, - удивился тот. – Именно в этом году с отцом Шекспира не произошло ничего значительного. В 1576-м он перестал посещать заседания городского совета, а в 1578-м, заложив дом и землю, наследство своей жены, не смог вернуть полученные 40 фунтов. Но 1577-й?..
Лука Андреевич сказал еще о легенде, согласно которой Шекспир работал помощником учителя, однако понимал, что и эта тема испорчена Данилой. И он произнес:
- А сейчас я вспомню о поэте, о котором говорю часто. Прошло уже тринадцать лет, как ушел из жизни Джордж Ноэл Гордон Байрон…
Это не было ошибкой, до которой довел его Данила, – так Лука Андреевич произносил имена Байрона всегда. А Данила снова влез:
- Извините, Лука Андреевич, но вы ошибаетесь. Не Джордж Ноэл Гордон – Джордж Гордон Ноэл…
Последняя капля переполнила чашу терпения помещика Тезауруса, и он заорал:
- Вон! Пошел отсюда вон, невежда! Захар, уведи его отсюда!
Захар немедленно бросился к Даниле. Тот оказался довольно силен, и неизвестно, чем бы все закончилось, если бы на помощь не пришел молодой и бородатый Борька Гадина. Вдвоем они увели Данилу.
Лука Андреевич уже не в первый раз нарушил любимую им фразу Жана Луи Геза: «Ничего нет более отвратительного, нежели проповедник в гостиной, благовествующий собственные слова и поучающий от собственного имени». Впрочем, он мог сказать, что выступает не в гостиной, а на свежем воздухе, или вообще свалить эту фразу на Данилу.
Захар с Борькой увели переставшего сопротивляться Данилу достаточно далеко и отпустили. Потом Борька, отойдя в сторону, сказал:
- Вы ничего не смогли доказать, зато преуспели в откровенном хамстве.
Лука Андреевич и его научил литературному языку.
- Как я слышал, - отозвался Данила, - ты женат и воспитываешь дочь. На мой взгляд, ты не можешь воспитать и мышь.
Он развернулся и пошел от них.
Захар и Борька вернулись туда, где продолжал (уже совершенно спокойно) выступать Лука Андреевич. Тот рассказывал о байроническом герое, который якобы никогда не осуждает себя и всегда считает себя правым. Можно было подумать, что Лука Андреевич не читал драматической поэмы «Манфред», но именно на это произведение Байрона он и ссылался, пересказывая те стороны сюжета, которые не противоречили его толкованию.
Захар же услышал разговор сидевших рядом с ним крестьян.
- Опять эта муть! А как было интересно! – говорил один.
- Да! – вторил другой. – Этот Данила не только мастер на все руки, очень он умен. Гораздо умнее нашего барина.
- Теперь его, конечно, прогонят, - вздохнул первый. – Или сам уйдет.
Об этом надо было сообщить Луке Андреевичу, но Захар понимал, что барин должен прийти в себя, и не стал ничего делать.
Данила ушел рано утром, забрав единственное, что при нем было, - котомку с одеждой и книгами.
Через несколько дней Захар проходил мимо дома для полюбившихся Луке Андреевичу театральных представлений, дома, над которым изрядно поработал Данила. Неподалеку стояли все те же двое крестьян.
- Помнишь, на что походил этот дом? – произнес один из них. – Какую красоту сделал из него Данила! У этих, у Захара и прочих, слишком мало времени. Да и способностей не хватает. Не должен был наш барин ссориться с Данилой, только барин ведь самодур. Надо было найти Данилу и заплатить ему… Эх!
На этот раз не замеченный крестьянами Захар сообщил обо всем Луке Андреевичу, вспомнил и об их разговоре во время выступления, после того, как изгнали Данилу. Лука Андреевич собственноручно высек обоих.
Вскоре в Тульскую губернию начали приходить удивительные слухи. Оказалось, что под именем Данилы скрывался граф Михаил Ясенев, занимавшийся теперь улучшением Петербурга. Одновременно он выпустил сборник совершенно байронических стихов, говорили и о готовящемся издании написанного им романа.
Лука Андреевич был подписан на один из петербургских журналов, и в одном из новых номеров опубликовали интервью с графом Ясеневым. Тот рассказывал, что путешествовал по стране под видом обычного мастера, поскольку как писатель хотел лучше узнать народ России и его быт.
«Однажды, - вспоминал Ясенев, - я оказался в усадьбе помещика, который мнил себя очень образованным и просвещал своих крепостных, допуская при этом грубые ошибки. Во время его выступления перед крестьянами я указал ему на эти ошибки и меня прогнали оттуда. Возможно, я поступил не слишком вежливо, но очень трудно было удержаться. И интересно было посмотреть, как может вести себя дворянин, думая, что он говорит с низшим по званию». Ясенев умолчал: будучи графом, он даже превосходил Луку Андреевича по званию.
Поскольку многие крестьяне богатели и ездили с разрешения барина на ярмарки, история о ссоре с графом Ясеневым дошла до других крепостных и разных купцов, а потом и до соседних помещиков. Если с мнением Ясенева о войне 1812 года большинство согласиться не могло, иным было отношение к спорам о литературе. Особенно развеселило соседей чередование имен Байрона, поскольку прав, конечно, оказался Ясенев.
Дворянин Тезаурус, уважаемый человек, превратился во всеобщее посмешище.
С горя Лука Андреевич запил. Захар, оставив свою любимую семью (жену и четверых детей), постоянно находился при нем. Утром, проснувшись и опохмелившись, его барин просил:
- Захар, подай мембрану.
Семь полезных для здоровья мембран были изготовлены по заказу Луки Андреевича пять лет назад. Они получили имена героев и героинь Шекспира. Захар даже не спрашивал о том, какая именно мембрана нужна, - это, конечно, была мембрана Гамлета. Датского принца Лука Андреевич считал мыслителем и философом.
Но, даже несмотря на мембрану, жизнь помещика подходила к концу. И, когда Лука Андреевич понял, что умирает, он сказал Захару:
- В завещании я уже предоставил тебе, самому преданному моему слуге, волю, предоставил ее и твоей семье. Захар, сын Мартынов, стань теперь Захаром Мартыновичем Мартыновым. Пусть будут Мартыновыми твои дети и твоя супруга.
Захар упал на колени и со слезами на глазах проговорил:
- Как мне отблагодарить вас, Лука Андреевич?
- Не надо благодарности, - махнул рукой Тезаурус. – Но отомсти за меня, Захар. Убей этого Данилу, этого графа Ясенева. – Лука Андреевич громко закашлял, а потом скончался.
Согласно завещанию усадьба бездетного помещика (Лука Андреевич относил семью к низшим чувствам) перешла к его племяннику, который, впрочем, собирался ехать в Италию, чтобы писать там какое-то большое полотно. Получивший же паспорт Захар отправился в Петербург.
Там Захар купил билет на лекцию графа Ясенева и с трудом узнавал в галантном лекторе мастера Данилу. Ясенев говорил о своих постройках в столице и ближних городах, о литературе, об истории, о музыке, о театре, о живописи. Он получал записки и слушал вопросы с места, ему всегда нетрудно было ответить.
Лекция закончилась. Пока Ясенев раздавал автографы, Захар, тоже поднявшийся ближе к нему, сжимал в кармане нож. И, когда все ушли, он вытащил нож из кармана.
- Вы, - сказал Захар, - малодушно сменили свое имя. Мы поставили вас на место, но, видимо, не понять… Не живите больше.
Находившийся в зале полицейский не успел добежать до них, когда Ясенев, в лице которого не чувствовалось никакого страха, выбил нож из руки Захара.
Ясенев настаивал на том, чтобы Захара осмотрели врачи, ведь тот может быть сумасшедшим. Но врачи признали несостоявшегося убийцу совершенно здоровым, а суд приговорил к десяти годам каторжных работ.
На каторге Захар почти не думал о семье. Думал он о Луке Андреевиче, о том, как встретятся они в раю. Графа же Ясенева ожидали вечные муки, в чем Захар не сомневался.
Но однажды ему приснился странный сон. Он слышал незнакомый ему голос и понимал, что это голос самого Иисуса Христа. – Страшный Суд, конечно, еще нескоро, - говорил Христос, - только лежать им в аду на соседних сковородках.
Потом этот же голос звучал в отдалении:
- Антихрист родится в первый год двадцать первого века. Родится в Америке, а затем переедет жить в Россию.
Понял тогда Захар, что он, убежденный христианин, старавшийся не чертыхаться, поступил совсем не по-христиански, что послужил он еще не родившемуся Антихристу, что его и Луку Андреевича, а вовсе не графа Ясенева, ждут вечные муки.
Утром Захара нашли на его койке мертвым, с перекошенным лицом.
© Вадим Николаев, 2014